Сентябрь выдался ясным. В один из этих быстротечных солнечных дней ходили с девушкой Аленой на "открытые часы" в Драматический театр: облаченные в кроссовки и джинсы актеры прямо с текстом в руках показывали кусочки репетиций из спектаклей, премьеры которых состоятся осенью. Несмотря на чудовищный вид, играли блестяще, не халтурили. Одна из пьес рассказывала о двух типах шведской молодежи: одни, критикуя порядок, бунтуют против системы; другие - золотые мальчики и девочки - всем довольны и время посвящают дискотекам и наркотикам. У меня впереди был целый день, и я, провожая Алену до ее квартиры на Östermalm, спросила - против чего бунтует та, первая, группа молодежи. Ведь общество, в котором мы живем, кажется, функционирует безупречно. Мудрая Алена, прожившая в Швеци лет 10, сказала, что без оппозиции нет развития. Те же иммигранты (не беженцы из Казасхстана, а образованные "приличные" люди) как бы ни бились, все равно находятся в некоей изоляции. Дискриминация все же есть, хотя и скрытая, замаскированная милыми улыбками. Человек, пришедший из другой культуры, на протяжении многих лет находится в напряжении. Язык выдает его, и, таким образом, он ощущает чужеродность. Его представления о том, как люди должны общаться друг с другом, как должны выстраиваться отношения мужчины и женщины, мешают ему вписаться в общество гармонично, тем более, это общество полюбить. То, что здесь чисто и порядок, не показатель того, что все хорошо... И сколько же это должно пройти лет, чтобы, заходя в магазин или кафе, ты  перестал чувствовать, что между тобой и окружающими людьми - тонкая -тонкая, прозрачная, едва ощутимая, но все же - стена, и ты - словно под хрустальным колпаком, кажущимся хрупким, но на поруку- непробиваемым...

Про шмелей и бабочек.

Родителей "бабочек" и "шмелей" - двух младших групп детского сада - посадили на высокие детские стульчики вокруг длинного стола, на котором романтично теплились несколько свечей. Позже электрический свет все же включили и, столпившиеся у входа воспитательницы, в очередной раз представились, назвав свое имя.Каждый родитель получил листочек с расписанием, где между 9.30 и 10.00 скромно значилось- мероприятия. Из кучки воспитателей вышла то ли кореянка, то ли таитянка и невнятным шведским языком рассказала, что каждый понедельник дети радуются так называемой "музыкальной минутке": они садятся в большой полукруг и распевают песни под гитару. Чем дети заняты все остальное время понедельника, а также вторника, среды, четверга и пятницы - осталось неясным. Последовала, правда, веселая информация, что "малыши активно работают над проектом": ходят в лес и копают червей. Родители сидели, внимали и, как в шведском обществе водится, вопросов не задавали. Мне, по привычке, больше всех было надо, потому я не выдержала и все же спросила - в чем суть проекта и каков будет его результат? На что я получила несколько осуждающих (или любопытных) родительских взглядов (мол, сутетится иностранка не по делу) и простой ответ: дети слишком малы, чтобы был какой-то результат, по крайней мере, словесный. Скорее всего, будет много картинок. Но вот картинок-чего? Откопанных червей? Или? Мне неудобно было допытываться, поскольку никто дискуссию не поддержал. Я уж было решила успокоиться и попридержать язык, но, когда услышала столь любимое шведами: дети у нас сами решают что делать, то снова полезла вперед с вопросом: "Как мой двухлетний ребенок способен спланировать целый день?" Русскоговорящая Гульвира немного обиженно отреагировала: "Мы же видим, что им интересно. Пробуем разные активитеты..." (игры то есть) "А какие, какие активитеты?" - не унималась я. "У вас же это в расписании стоит", - отослала меня таитянка к листочку. "Но тут ведь не написано, что дети делают: рисуют, танцуют лепят?". "Писать мы их, в любом случае, не учим", - иронично отозвалась розовощекая Сив. Я замолчала. Один папа робко спросил, почему, когда он приходит забирать ребенка, так сложно его найти. Нет, это не так. Именно его дочь всегда можно найти в определенном месте, никто из детей не болтается без дела. Еще вопросы? "Массируют ли они друг друга?"- подала голос одна из мам (я представила Анну, массируюющую, например, мальчика Леви... Картинка показалась мне неправоподобной). Да, массажем они увлекаются. На этом собрание закончилось и рдителям предложили "потусоваться" вокруг компьютера, где были засняты некоторые кадры из детского житья-бытья (кстати, моя идею, которую я высказала на одной из так называемых "развивающих бесед"). Я увидела моего ребенка, сидящего в кругу других малышей: она периодически поднимала руки, хлопала в ладоши и казалась счастливой. "Анне очень нравится музыкальная минутка", - гордо прокомментировала Сив. Я в этом не сомневаюсь... Все родители тоже казались довольными. На их фоне я выглядела некой выскочкой, притащившей свои устарелые стереотипы воспитания и новую среду: свободную и простую, где дети без устали копают червей в лесу и каждый понедельник поют о любви к макаронам. "Зато экология хорошая", - подумала я, идя домой и вдыхая тонкие свежие ароматы осени. С каждым днем убывающего сентября...

Детский сад "Полянка"

С языком, однако, не все так радужно: на днях забирает наш папа дочурку из детского сада, а большая и добрая воспитатеьница Сив (не семи пядей во лбу, но золотое сердце) выдает ему, что, мол, маловато говорит ребенок. Сидит, например, себе на горшочке и сидит и никаких словесных сигналов не подает, что дело-то свое сделал. Или на вопрос о том, чем она хочет есть макароны - ложкой или вилкой - Анна предпочитает отмалчиваться, загадочно (или глуповато) улыбаясь. Вот и получи фашист гранату. Дома полным ходом идет "словесное воспитание": книжки, мультики, бесконечные комменатрии любой эмоции и действия (до хрипоты в горле), а малыш, выходя в социум, рот на замок и -молчок. Хотя, отмечает благосклонно Сив, Анна всегда в хорошем расположении духа, охотно спит, обед съедает до крошки, любит "копать в лесу червей" и прыгать по лужам. Нормальный свободный ребенок в свободной стране. Со здоровой нервной системой и не загруженной лишней информацией психикой. Чего же лучше?

Просто Анна...

Анна кладет в рот кусочек мяса, а потом с презрительной миной вынимает его обратно и протягивает мне обмусоленные непрожеванные остатки: на, дорогая мамочка, отведай. "Разве ты не хочешь кушать? Мясо очень мягкое! Почему ты не ешь?" - возмущаюсь я. "Не gott", - отчеканивает мой ребенок. "Бины"... Что означает: не вкусно, давай, гони блины. "Бины" с "еньем" (вареньем) лучше всего идут с маито (финское "молоко")... Капелька "маито" падает на ночную рубашку: мой ребенок тут же обнажает круглый животик: "сими", - приказвает она и продолжает наворачивать бины в голом виде. Когда приходит время одеваться, Анна несется к шкафу впереди меня, чтобы из стопки с одеждой вырвать нужное "плятье". Когда я ей даю синий сарафан вместо любимого платья с изображением маленкой Мю из долины Мумми, Анна бросается в слезы, горестно сокрушаясь: "Lilla Mu, lilla Mu!" Вся утренняя процедура - почистить зубы, принять два лекарства от кашля - "вкусное" и "невкусное", расчесать три волосины, накрасить ногти ярким красным лаком (!) - сопровождается комментарием, состоящим из обрывков русских слов: "убы", "кафлюю", "олосы", "окти"... Затем в прихожей наступает черед шведских слов: mössa(шапочка), skor (ботинки), bil (машина, на котрой папа отвезет в сад). Почему фаворитами в русском языке стали "платье" и "волосы", а в шведском - "шапка" и "машина" - никто сказать не может. О критериях отбора можно только догадываться: короткое "bil" легче произнести, чем длинное машина" и, наоборот, емкое "платье" проще ложится на язык, чем замысловатое "klänningen". Факт остается фактом: ребенок создает свой русско-шведско-финский язык, котоый понятен лишь мне, остальные члены семьи обращаются ко мне за переводом, а сама Анна и не думает по этому поводу заморачиваться. Если папа вдруг нарочь забыл, что такое "бины", то она быстро и ловко выдает ему, непонятливому, перевод - "plättorna". Слово-то, оказывается, где-то сидит в подсознании, но неохота его произносить. Анна носит в своей маленькой голове материал для целого словаря. Материал, постепенно обретающий структуру. Удивительно то, что ребенок выстраивает речь по законам двух языков, законам разным и в чем-то даже полярным. Дети-языковые гении, маленькие обезьянки, не боящиеся ошибок. Они и не ведают, что можно сказать не так, уверенные в своей абсолютной правильности. Они безошибочно имитируют интонацию, переходя с одного языка на другой, словно переключают скорости...

Анна Каренина

Зрители еще рассаживались по местам, а немного придурковатй Левин, вооруженный спортивным рюкзаком, уж стаскивал потертые кроссовки и надевал коньки. Сидел он на одной из ступеней огромной ядовито-голубой лестницы, по которой впоследствии неуклюже карабкались все исполнители: и долговязая Долли в своей мини-юбке и леопардовых ботинках на высоченном каблуке, и утомительно экспрессивная рыжеволосая Китти в узких джинсах и майке с большим Микки Маусом, и сама Она- Анна Каренина - сначала в гламурном черном платьице, потом (перед тем как кинуться под поезд) - в лифчике без бретелек и шелковом подъюбнике. Холодно становилось при виде на эту бедную женщину, которая в мороз (что явственно вытекало из монолога) бегает в чем мать родила. Условность, граничащая с фарсом. Я не ортодокс. Я понимаю, что свитер, быстрым движением руки засунутый в колготки, символизирует беременность, а выброшенный из-под платья скомканный свитер - мертворожденного младенца. Зная и любя текст, нетрудно дорисовать в воображении розовое платье микки-маусной Китти или роковую метель на станции, но все же... Невольно режут слух неистовые вопли аристократичного Стивы, по воле случая или режиссера облаченного в кроссовки, или уж совсем не веришь истерчному крику Левина, обращенному к обожаемой Китти: "Вы не можете меня любить!" Нет, что-то подобное, конечно, "реальный" Левин говорил, но уж точно не орал так, что слышно было в соседнем поместье. Культура не позволяла. Но классика ведь дожна жить, находить отражение в современности, отклики в сердцах сегодняшенго зрителя! Потому, наверное, Анна и Вронский - без всякой символики и затемнений - долго и смачно совокупляются на одной и зеленых лестниц. Вронский на глазах у изумленной (или-ко всему привыкшей?) публики роняет свои джинсы на пол, оголяя крепкий зад в серых трусах. Анна с готовностью задирает юбку. А то вдруг не будет понятно- откуда ребенок? Или что страсть на самом деле была?
Только вот странным кажется - почему же все -таки Анна променяла приятного бородатого мужчину в тельняжке ("старик" Каренин) на безликого куцего офицера, не снимающего темных очков. "Каренин" явно сильнее, деловитее и -эмоциональнее... Он, задумывая убийство Вронского, вскользь упоминает возможность "пробить некоторые варианы по интерненту". Каренин ходит по сцене, этакий мрачный бард, которого взбесившаяся жена разлюбила за мифические оттпыренные уши. Да еще бросила 9-летнего мальчика, которого играет тот же самый неформальный старик Каренин. Стоит только снять пиджак, немного робко потянуть тельняжку вниз, боязливо оглядеться и - образ готов. Одним движением руки бородатый ревнивец превращается в ребенка, правда, тоже бородатого, но надо не забывать о сценической условности. Но как бы ни комично эта трансформация смотрелась, исполнителю за роль Сережи надо поставить высший балл. А вот Каренина он не потянул. Или не понял - холодного, самолюбивого и честолюбивого министра, следующего условностям и принципу "как должно". Мало произнести текст, стоя на зеленой лестнице, нужно оказаться внутри этого текста, стать текстом, иначе актер, взявший на себя смелость играть Толстого, попадает в ловушку собственных интерпретаций - не только противоречащих смыслу романа, но идущих вразрез с логикой самой реальности.
Впрочем, свекровь моя, милейшая Мариетта, осталась довольна. Она, поняв, что все это-"сплошной модерн", не слишком волновалась насчет искалеченного классика. Ей понравлось пить кофе в антракте, говорить о чем-то светском и чувствовать себя дамой, вышедшей в театр...

Мне нравится сайт "одноклассники.ру"... Люблю, отвечая на письма, посмотреть на знакомые и ставшие в то же время другими лица ровесников... Поколение 30-летних, которое в моем сознаниии все еще представляется девочками и мальчиками. Не замечая в зеркале особых изменений, я вижу эти изменения в других, часто- в лучшую сторону. Впрочем, я не об этом... У нас был удивительный класс, попавший на эпоху перестроечной распутицы, на этот роковой историчсекий раскол, который сформировал характер наших отношений. Мы нуждались друг в друге, как нуждаются подростки в себе подобном, но каждый был, тем не менее, сам по себе. В нашем класе не было звезд, которые стали толстыми домохозяйками, не было "серых мышей", которые стали королевами. Никто никого не унижал и не превозносил. Мы равнодушно отсидели свой срок на школьной скамье и равнодушно разлетелись (добрая половина- в другие страны), не сожалея друг о друге. Но отчего-то хочется смотреть и даже всматриваться в эти лица, хочется порой спросить: "ну,как ты?" Но потом понимаешь, что в этом вглядывании ты видишь свое собственное отражение, пытаешься найти ту русоволосую девочку, которая так остро чувствовала время. Ты на секунду возвращаешься в болезненный и прекрасный мир детства, из которого ты давно вырос как из тесных штанишек. Там, в этом мире, никого не осталось. Только редкие странные сны да старые фотографии иногда напоминают тебе, что та девочка все же была на свете, и ее переживания, мечты и порывы были реальностью. Реальностью, претворившуюся в красивый миф. В этом мифе нет места обидам и страданиям, а есть лишь бесконечный солнечный мартовский день да вопрос: "Неужели мои 16 лет пройдут без любви?"))

Анна температурит. Положено начало осенним простудам с томительным пережиданием дома соплей... Потому вечерние прогулки в к озеру совершаю одна. Я сажусь на самый краешек деревянных помостков и долго смотрю на воду. Мне не надо комментировать то, что я вижу на двух языках, не надо звать ненасытных уток и скармливать им хлеб, не надо торопиться смотреть мультик. Блаженные минуты одиночества, когда я просто есть. Мне кажется, в такие минуты я могу додуматься до чего угодно: сочинить сюжет к бестселлеру всех времен и народов, в уме написать массу философских писем, проанализировать все свои бессвязные сны... Но на самом деле я, подобно Рони-дочери разбойника, просто смотрю на чистую гладь озера, слушаю тихий плеск волн о пришвартованную к берегу лодку и ловлю себя на мысли: "Подумать только, есть такая красота на земле..." Или еще думаю о чем-то очень земном, бытовом, не требующем умственного напряжения. Например, о муже, который вдруг собрался "дизайнерски отделывать" мою ярославскую квартирку, о самой этой видавшей виды интеллигентской квартире, где в таулете не набирается вода, а в ванной, напротив, течет душ, гда краска от пола прилипает к подошвам и летит к потолку, а окно не закрывается ни летом, ни зимой. Что бы я делала, если бы не уехала? Было бы время у меня сидеть на берегу Волги и встречать корабли? Я бы, скорее всего, осваивала новые маршруты экскурсий, повторяла бы правила русского языка для частных уроков и все равно в моей голове не поместилась бы эта цифра, даже возможность этой цифры- 800.000! А ведь именно в 30 лет так хочется жить. Хочется окружать себя красивыми вещами и чувствовать уверенность. Впрочем, нет... Я бы, все -таки, искала обменные программы, всеми силами стремясь уехать что-нибудь исследовать в какой-нибудь далекой Канаде... Или же... В уме быстро и ненавязчиво прокручиваются варианты судьбы, которая не состоялась, которая противоречит моему существу и логике характера. И я вновь возвращаюсь к этому мигу: сегодня, сейчас. Озеро. Передо мной легко покачивается дощатый причал. Дома ждет ребенок, который не мог не родиться, которому суждено было жить. Как суждено все, что с нами происходит, несмотря на бесчисленное количество альтернатив. Судьба дает шанс: его нельзя просмотреть, перепутать со случайностью. Вариант иной судьбы- иллюзия. Выбора не существует как такового. И потому- спасибо Тебе, Кто Ты Есть, за то, что дано, за эту-единственную -жизнь.