Анна Каренина

Зрители еще рассаживались по местам, а немного придурковатй Левин, вооруженный спортивным рюкзаком, уж стаскивал потертые кроссовки и надевал коньки. Сидел он на одной из ступеней огромной ядовито-голубой лестницы, по которой впоследствии неуклюже карабкались все исполнители: и долговязая Долли в своей мини-юбке и леопардовых ботинках на высоченном каблуке, и утомительно экспрессивная рыжеволосая Китти в узких джинсах и майке с большим Микки Маусом, и сама Она- Анна Каренина - сначала в гламурном черном платьице, потом (перед тем как кинуться под поезд) - в лифчике без бретелек и шелковом подъюбнике. Холодно становилось при виде на эту бедную женщину, которая в мороз (что явственно вытекало из монолога) бегает в чем мать родила. Условность, граничащая с фарсом. Я не ортодокс. Я понимаю, что свитер, быстрым движением руки засунутый в колготки, символизирует беременность, а выброшенный из-под платья скомканный свитер - мертворожденного младенца. Зная и любя текст, нетрудно дорисовать в воображении розовое платье микки-маусной Китти или роковую метель на станции, но все же... Невольно режут слух неистовые вопли аристократичного Стивы, по воле случая или режиссера облаченного в кроссовки, или уж совсем не веришь истерчному крику Левина, обращенному к обожаемой Китти: "Вы не можете меня любить!" Нет, что-то подобное, конечно, "реальный" Левин говорил, но уж точно не орал так, что слышно было в соседнем поместье. Культура не позволяла. Но классика ведь дожна жить, находить отражение в современности, отклики в сердцах сегодняшенго зрителя! Потому, наверное, Анна и Вронский - без всякой символики и затемнений - долго и смачно совокупляются на одной и зеленых лестниц. Вронский на глазах у изумленной (или-ко всему привыкшей?) публики роняет свои джинсы на пол, оголяя крепкий зад в серых трусах. Анна с готовностью задирает юбку. А то вдруг не будет понятно- откуда ребенок? Или что страсть на самом деле была?
Только вот странным кажется - почему же все -таки Анна променяла приятного бородатого мужчину в тельняжке ("старик" Каренин) на безликого куцего офицера, не снимающего темных очков. "Каренин" явно сильнее, деловитее и -эмоциональнее... Он, задумывая убийство Вронского, вскользь упоминает возможность "пробить некоторые варианы по интерненту". Каренин ходит по сцене, этакий мрачный бард, которого взбесившаяся жена разлюбила за мифические оттпыренные уши. Да еще бросила 9-летнего мальчика, которого играет тот же самый неформальный старик Каренин. Стоит только снять пиджак, немного робко потянуть тельняжку вниз, боязливо оглядеться и - образ готов. Одним движением руки бородатый ревнивец превращается в ребенка, правда, тоже бородатого, но надо не забывать о сценической условности. Но как бы ни комично эта трансформация смотрелась, исполнителю за роль Сережи надо поставить высший балл. А вот Каренина он не потянул. Или не понял - холодного, самолюбивого и честолюбивого министра, следующего условностям и принципу "как должно". Мало произнести текст, стоя на зеленой лестнице, нужно оказаться внутри этого текста, стать текстом, иначе актер, взявший на себя смелость играть Толстого, попадает в ловушку собственных интерпретаций - не только противоречащих смыслу романа, но идущих вразрез с логикой самой реальности.
Впрочем, свекровь моя, милейшая Мариетта, осталась довольна. Она, поняв, что все это-"сплошной модерн", не слишком волновалась насчет искалеченного классика. Ей понравлось пить кофе в антракте, говорить о чем-то светском и чувствовать себя дамой, вышедшей в театр...