Lilja 4-rever...

Фильм, который надолго засел у меня в мозгах, выбил из реальности и после которого я даже заболела - "Lilja 4-ever" шведского режиссера Лукаса Моодиссона (Lukas Moodyssson).
Сюжет примерно знала заранее и не ждала ничего хорошего: в провинциальном безликом городке бывшего Союза, где-то на заре перестройки, 16-летняя девочка, брошенная укатившей с любовником в Штаты матерью, попадает на удочку ловца за живым товаром. Доверившись в своем отчаянии обаятельному "простому" парню Андрею, Лилия едет в счастливом ожидании перемен в Швецию, где у нее гнусный тип со смазанным лицом тут же отбирает фальшивый паспорт и запирает в убогой квартите с видом на серые многоэтажки, а затем продает ее всяческим ему подобным шведским уродам, хорошо на этом наживаясь.
Единственное существо, с которым Лилия общается- ее "ангел-хранитель" , такой же как она, неприкаянный мальчик Володя, покончивший с собой под ее дверями. Он и помогает Лиле освободиться: она сбегает из страшной квартиры, случайно оставленной открытой ее мучителем, но путь один - на мост, с которого Лиля и летит, превращаясь в ангела.
Таких девичьих судеб - великое множество: во всех уголках Европы втречаются они- несчастные из Молдавии, Украины, России. (Кстати, в Швеции, где проституция карается законом, их меньше). История Лили основана на реальных событиях: в 1990 16 -летняя Dangoule Rasalaites из Литвы, такая же бездомная, хоть и при живой матери, была обманным путем выманена в Швецию, где ее продали в сексуальное рабство. После двух чудовищных месяцев мучений девочке удалось сбежать, но не далеко- до ближайшего моста , выходящего на окружную дорогу Мальмо, откуда девочка и прыгнула прямо на открытую автостраду.
Сюжет, в общем, для Европы ходячий, предсказуемый. Но фильм потрясает, просто потому что Моодиссон создал шедевр, а Оксана Акиншина в главной роли играет столь невыразимо тонко и столь отчаянно, что это причинет боль.
Смотрела и думала о своем подростковом детстве, о серых тревожных 90-х, когда мы в один день вдруг перешли от школьной формы к свободной одежде, которой у некоторых просто не было. Помню первые иномарки, подъезжавшие к школе и встречавшие некоторых продвинутых старшеклассниц. Эти завидные кавалеры, облаченные в кожаные косухи с огромными трубами - первыми совесткими мобилами - были словно черные перестроечные бесы. Помню мою маму, пытающуюся удержать меня, рвущуюся на свободу, встречающую меня на остановках, изводящую своим беспокойством, доходящим до истерики. Как она боялась этих темных пустых улиц, по которым ходила я; этих огромных мерседесов, скорпионами ползающих по набережной; боялась всего этого города, этой страны, где мне суждено было взрослеть. И этот ее страх, помноженный на одиночество, когда один на один с мрачным хаосом эпохи, она так и не смогла до конца преодолеть, хотя сейчас другое время и другая страна.
После просмотра фильма я спросила мужа: "Как тут поверишь в Бога, когда Он допускает такое зло?" Муж ответил": "Если бы все были такими же совершенными как Ольга Энгфельт, мир сошел бы с ума..."
http://video.google.se/videosearch?source=ig&hl=sv&rlz=1R2HPEA_en-GB&q=lilja+4-ever&lr=&um=1&ie=UTF-8&ei=zMdaS4-lBsWa-Aaw95StCg&sa=X&oi=video_result_group&ct=title&resnum=4&ved=0CCAQqwQwAw#

Что видела...

Давно собиралась написать... Пару недель назад в "наше" Рождество мы с мужем пошли в театр, оставив малыша на попечение русской бабушки. Смотрели "Джейн Эйр". Эта книга, а затем одна из лучших ее экранизаций с Тимоти Далтоном, в 10 лет действовали на меня магически. Я могла бесконечно перечитывать финальный эпизод, в котором Джейн воссоединяется с ослепшим мистером Рочестером. Его слова "это Джейн, это ее маленькие хрупкие пальчики..." так волновали меня, что я бросалась сразу же писать собственный роман, подолгу смотрела в окно, на самом деле вглядываясь в свои фантазии. До сих пор помню животный страх перед безумной Бертой, на долгие годы поселившейся у нас в туалете, а иногда по вечерам перемещавшейся под диван. Поставновку сентиментального шедевра Бронте в Драматическом театре я ждала нетерпеливо и радостно - в надежде воскресить весь этот забытый "столп чувств". Играл Микаиль Нюквист (Michael Nyqvist) - звезда шведского театра и кино, приобретший воистину народную любовь после выхода криминальной драмы по роману всемирно известного Стива Ларссона "Мужчина, который ненавидел женщин". В лицо Нюквиста - шероховатое, с крупными выразительными чертами - влюбляешься сразу и навсегда. Лицо, способное быть мягким и жестоким, ироничным и властным, интеллектуальным и туповатым. В "Джейн Эйр" он играет любовь, как всегда, очень правдиво. И Джейн (Julia Dufvenius) от начала до конца пьесы выдерживает свою роль, свою партию - страдания, гордости и силы. Но вот отчего-то даже в последнем, самом трогательном у Бронте эпизоде, на этот раз не хотелось смахнуть слезу. Возникло ощущение, которое можно выразить словами "не верю...", но - без восклицательного знака. Спектакль оставляет ощущение красоты и ...театральности. Достоверность чувств отходит на задний план, уступая место художественной условности, вполне откровенной и даже подчеркнутой. Чего стоит 10-летняя Адель в коротком детском платьице с лицом 60-летней женщины (Basia Frydman). Сумасшедшую Берту и красавицу Бланш играет одна та же , достаточно уродливая Nadja Weiss. Те же метаморфозы происходят с образом священника Ривьера, злобного мальчишки Джона и директора девичьей гимназии Броклехурста, блестяще исполненные одним и тем же пожилым актером (Björn Granath). Эти незамысловатые перодевания напоминают теар масок, в котором ни на минуту не забываешь, что ты - зритель, а перед тобой- сцена.
Хотя Рочестер и Джейн на протяжении спектакля остаются самими собой и несут то, что заложено изначально в тексте Бронте: огонь страсти, скрываемые за колкими остроумными репликами желание и с традание. Но вот финал, то ли слишком заранее известный, то ли сыгранный наспех, не вызывал у меня , как прежде, умиления, но - чувство освобождения - от детских иллюзий, от желания вернуться и "пересмотреть". А ведь именно в финале снимаются все декорации, именно на этих заключительных минутах сцена становится продолжением зрительного зала- с тем же освещением, с энергетикой "реальной жизни".
На этой пустой от декораций сцене есть лишь мужчина и женщина. Я - в своем втором ряду. Занавес.

http://www.dramaten.se/Dramaten/Press/Pressmeddelande/2009/Julia-Dufvenius-i-Jane-Eyre-pa-Dramaten---Michael-Nyqvist-tillbaka-pa-teatern/

Сейчас встану да пойду...

Эх, мороз!!!

С мамой на прогулке. Декабрь 2009

Первая елка...

У каждой принцессы должен быть замок. Там думается хорошо, а рядом есть горшок...

Из всех подарков Анне больше всего приглянулась... оберточная бумага...

С двоюродным братом Трулсом наперегонки. Рождество у бабушки Мариетты.

Все по музеям да по музеям...

Просто я. Просто Стокгольм.

Где-то кони проскакали...

Мам! Ну, когда Дед Мороз? Я спа-а-ать хочу!!!

Новый год. Красотки!

Сцены из семейной жизни - 4

Спрашиваю маму: "Почему так непривычно мало задаешь вопросов?" Она смеется: "Зачем мне спрашивать, если ты все время говоришь, что переведешь завтра. Завтра я уж и вопрос забуду..." Замечаю, что я стала дипломатом, просто гением коммуникации. Никогда не суюсь с мелочами, если муж жарит мясо или часами обсуждает с друзьями по телефону всяческую ерунду; никогда не начинаю глабальных разговоров, если он смотрит новости по телевизору или "общается" с Анной; никогда не шучу, если он изучает новое меню или рекламу новых авто по Интернету. Максимально устаняюсь, даю простор действию и стараюсь быть острожной с переводом маминых шуток. В свою очередь, мой муж, если точно уверен, что все равно чего-то не сделает в срок по причине лени или "занятости", всегда очень вежливо обнадеживает: "Я сделаю это завтра, обещаю. Я люблю тебя!"
Взаимный политес и фигуры умолчания - хорошая основа для долгосрочного сотрудничества в браке...

Сцены из семейной жизни-3

В последний вечер перед маминым отъездом муж изобретает чудесный ужин: приготовленную в духовке речную рыбу под соусом, порезанную правильными аккуратными ломтиками жареную картошку, салат из помидоров и красного лука... В плите сломалась вытяжка, и немного разъездающий воздух запах затавляет приоткрыть окно. Мы ужинаем. Анна разбрасывает по полу крошки из-под печенья. Вдруг муж произносит: "Как я счастлив! Как хорошо мы живем! Какое это наслаждение-семейная жизнь!" И после некоторого молчания: "Только вот этот запах..." Мама тут же отмечает неповторимую способность моего мужа совмещать общий и частный планы. Она хихикает: "Приеду домой и скажу: "Живут прекрасно! Вот только плита подкачала..." Я перевожу, но муж снова не смеется, а только как-то сокрушенно качает головой: "Завтра съездим в Икею, посмотрим новую плиту..."

Сцены из семейной жизни -2

Во время своего пребывания маме полдня пришлось понянчиться с Анной. Я училась. Муж ездил на работу. Когда он вернулся, то сразу же в "холодной куртке" бросился к истосковавшемуся малышу, "даже не помыв руки". Вечером мама вспоминает Довлатова, как-то описавшего момент, когда к нему приходили сомнительные друзья-собутыльники, и его мама всегда прислушивалась: помыли ли они в туалете руки после того, как спустили в бочке воду. Я перевожу. Муж не смеется, сосредоточенно совершенствуя очередной мясной соус. Мамин юмор способен оценить человек, изнутри знающий, что такое российская дейтствительность, российкая мама (мой руки, ешь первое, не ходи без шапочки), Довлатов...

Сцены из семейной жизни - 1.

Мы сидим с мужем на кухне. Он пьет сложный коктейль со льдом, я- безвкусный зеленый чай с лимоном. Я начинаю говорить... О различии русской и шведской театральных школ, о перегибах шведской демократии, об однополых браках и сложностях перевода, о чрезмерной роли комуникации в современном мире и будущем Анны. Утверждаю, что Абрамович безумен, а Милане Кундере давно надо дать Нобелевскую премию; что сауна после бассейна- это удивительно хорошо; рассуждаю о преимуществах свободы и семейной жизни, о русской меланхолии, о погоде, о ценах на яблоки. Потом я замолкаю. Мне больше нечего сказать. Муж, который все это время зачарованно меня слушает, тихо попивая свой коктейль, делат заключение: "Как хорошо мы поговорили! Какая интересная дискуссия!"

У меня гостит мама. Мы смотрим бесконечную "Пелагею и белый бульдог" и ведем бесконечные разговоры, сопровождающие наши прогулки, обеды и вечерние игры с Анной. Вдруг непонятно почему завожу речь о том, что вынуждена покупать вещи за полцены, хотя нравится совсем другое. Это не соответствует действительности и говорить мне об этом становится сразу скучно. Но мама уже возмущается: "Мне неприятно тебя слушать. Одежда-это жвачка. Вспомни- ты жалеешь о чем-то, что когда-то не купила?" У нас в семье было непринятым открыто подолгу обсуждать "тряпки" и деньги, откровенно выставлять материальную сторону личности. Мол, главное - это здоровье, а богатые тоже плачут и не хлебом единым...
Я никогда не спрашивала мужа о том, сколько он получает. Когда в непринужденной беседе он с гордостью заговорил о своей зарплате - достойной оплате за достойный труд, я почувствововала необъяснимый и неуместный дискомфорт.
Но все же мои бабушка с мамой не так уж и неправы. После рождественской сумасшедшей недели покупок и подсчитывания крон, остается ощущение мусора, который хочется вытряхнуть из головы.
Общество, в котором я сейчас живу, всем своим демократичным видом доказывет, что имидж - не все. Так о чем же я толкую? Зачем занимаю сознание кофточкам, юбочками, лифчиками... Ведь это и правда- вздор?

Электра (www.operan.se)

По заведенной прошлогодней традиции в первую субботу января отправились на открытие сезона в Королевскую оперу, которая отличается любовью к эксперименту, не разрушающему, однако, смысла первоисточника. Пели "Электру" на музыку Штрауса- легкую для восприятия и сложную для исполнения. Постановка получилась завораживающе яркой и...элегантной. Все женские персонажи, одетые в шелковые платьица чуть выше колена в стиле Мэрилин Монро, перемещались по сцене на высоких каблуках. Лишь Электра неистово металась между двумя красными кубами (залитый кровью дворец Агамеинона) в традиционном - черном - балахоне. Прихрамывающий Орфей вышел совершать свою месть в длинном распахнутом пальто, придающем ему сходство с Альбером Камю. Сведенные до минимума декорации, не оставляющие пространства для движения, создавали ощущение тесноты. Стоящие близко к оркестровой ложе красные махины с узким проемом, в который убегали кукольно наряженные исполнители, работали на общую идею - паталогичности всех героев трагедии, обреченность их на гибель, замкнутость на какой-то одной идее, одном чувстве- ненависти, страха, возмездия.
После предстваления муж вынес свой вердикт: "Мне даже спать не захотелось". Здоровые люди не принимают на веру сильные страсти. Слушая заключительную арию ослепленной жаждой убийства Электры, я подумала , что истинное искусство, как и большая литература, - это некое обобщение, изображение чувств в их первозданности. Будь это мои любимые кундоровские романы или фильмы Бергмана или опера Штрауса-ничто нельзя принимать как отражение действительности. Все время убеждаюсь, что искусство-это модель. Жизнь - это жизнь. То, что на сцене поэтично и таинственно, в жизни, скорее всего, неествественно и непристойно. Посему к кажущимся в жизни "красивым" чувствам и словам отношусь как и к дорогой одежде - не принимаю слишком всерьез, зная, что все равно износится. Легко попасть в плен сценической или литературной красоты... И все же без художественных впечатлений, без внутреннего противления обманным страстям что остается? Голая реальность? И какой пресной стала бы жизнь, не будь периодически в ней встреч с этим сладким миражом...

В 25 мне было легче подгонять всяческие теории к обстоятельствам; легче играть словами, вроде "мораль", "страсть", "пронзительный", "томление", "свобода", "одиночество". Легче поэтизировать банальные, а порой и пошлые ситуации, смотреть на мир en rose, ни о чем не жалеть и начинать жизнь с понедельника. Легче было мечтать, не любить, уходить. В мои уже почти 30 многое становится невозможным. Ненужным. Я смотрю жизни в лицо. Вижу все ее пупырышки и морщинки. Лицо без макияжа, но не страшное, не уродливое. Настоящее. Как было бы горько научиться понимать реальность, с которой не хочется мириться. Господи, спасибо за все...