День, проведенный в Golden Sity - словно кадры из старого любимого кино, словно несколько мгновений вернувшегося вдруг детства. Золотой город - старая часть Йоханесбурга, место, где во времена Она добывалось золото, а потом выстраивались красивые домики белыми потомками европейских завоевателей. Окрашенные в нежные розовые и сиреневые тона, эти домики стали теперь или музеями, куда можно свободно зайти и посмотреть на незатейливый, но добротный быт предков, или уютными лавочками, прилавки которых усыпаны дешевыми, изумительно изящными украшениями, яркими сумками, настенными масками, солнечными масляными картинами и всяческими африканскими безделушками, вроде поющих шариков на радость Анне. Она, накатавшись на колесе обозрения, каруселях и поезде, уснула под барабанные ритмы народных танцев у папы на руках. Пока они, усталые, сидели под пальмовым деревом, я сходила к мадам Озе, которая предсказала мне долгую и счастливую судьбу. Ведь счастье-то не вне, а внутри тебя, так что только и остается как открыть свое сердце тому, что вокруг и рядом с тобой. Я хотела знать подробности будущего, но она настаивала на том, то мое будущее- в моем настощем, что не нужно печалиться и тревожиться, а лишь любить, больше любить...

27 и 30: вся правда о возрасте...

Место, гордо именуемое Sun Sity (город солнца, понятно) на поверку оказалось необъятным подземным торговым комплексом с искусственными водопадами, игрушечными тиграми и плюшевыми львами, украшающими бесчисленные рыбные и мясные рестораны. Игральные автоматы, рождественские елки и блестящие серебряные шары на потолке создают веселенькую иллюминацию, освещающую довольно темный прохладный Sun Sity. Непобедимый дух папье-маше витает и в открытой части города солнца. Воды огромного бассейна, очень похожего на настоящий залив, омывают песчаные берега, лишь напоминающие золотые греческие пляжи. Волны, искусственно создаваемые тяжелыми струями, вырывающимися из встроенных в живописную скалу львиных масок, качают обезумевших от восторга и толпящихся в скученном пространстве взрослых детей (в том числе, и меня). Пальмы, правда, настоящие, как и вся густая богатая растительнсть, но все же этот яркий и забавный день на солнечном побережье солнечного города оставляет то же чувство усталости, что и ночное Монте Казино, усталости от безветренности пластикового мира удовольствия. Так неожиданно: Африка с ее бескрайними горизонтами, синими горами, дикими водопадами и теплыми ветрами дарит так много искуственно взращенных радостей по двойной цене.

Нелегкое это дело-охотиться на львов: отдыхаем...

Расовые противоречия...

На проезжей части прямо между узкими полосами застыл человек. Сквозь густую белую пудру проглядывает черная кожа, нелепо контрастируя с огромным розовым париком. Он словно остановился на мнгновение и, кажется, вот-вот рванет дальше. Мы успели встреться с тиграми и львами, неспеша пообедать, заскочить в магазин, посмотреть окрестности и вернуться той же дорогой: мужчина прдолжал бежать на прежнем месте. Какая сила воли, какая выносливость, какая энергия жизни, направленная в абсурдное русло. Ведь мало кто решается открывать окна машин на перекрестках и кидать монеты в маленькую кружку. Для меня этот клоун - обобщенный образ черного человека, словно принадлежащего к другой, нежели белые, планете. В них столько силы, иногда очень агрессивной и столько покорности обстоятельствам, нужде... Их стиль жизни, их одежда, их движения- это сама свобода, непринужденное нахальство. Их образ мыслей - это мир, разделенный на белое и черное, неискорененное падением апартеида рабство. Я смотрю как они работают: неспешно, в развалочку, но весь день, без остановки - красят, таскают мешки, полют травку. Никто так органично не смотрится за физическим трудом как черный человек, словно созданный для этого природой. Иногда они расслабляются: боксируют друг друга и закручивают руки друг другу по дороге за очередным мешком песка. В этих шутливых драках - львиная грация, звериная мощь, не способная созидать или по-настоящему бороться за свою независимость, за свое "я". В них так и сталась эта покорность и благоговение перед белым человеком. Благоговение, перерастающее в ненависть и насилие.

Пластиковый город...

Почти каждый вечер мы выезжаем в свет - в буквальном смысле слова. Из вечерних мало освещенных, тящих опасность улиц ныряем в "игрушечнй город" Монте - Казино. Город, где все аккуратные улицы, маленькие кафе и кофейни, дорогие магазинчики и салоны красоты залиты неестественно-яркими рождественскими огнями. За ширмами, расположенными прямо на улицах, предлагается тайский массаж, всюду поют свои джазовые мелодии белые и черные подражатели Луи, три юные негритянки-снегурки раздают липкие сладости из корзинок. Все эти забавы создают праздничное настроение, но лишь на время: постепенно начинает пробегать озноб от непривычно-прохладного воздуха и хочется почувствовать теплый ветер: небо в Монте - Казино - искусственное, облака в светлой половине города и звезды в темной половине - оптический эффект, папье-маше... Это искусственное небо охватывает километровые узкие улочки и площади, создающие иллюзию старого города, в котором немудрено заблудиться. Но заблудиться в Монте-Казино невозможно - все дороги ведут к огромной розовой елке, отдаленно напомнающей рождественскую. Пластмассовые и матерчатые шары - словно насмешка над новогодней сказкой. Постепенно небо, не знающее дождей и самолетов, начинает утомлять, забирать силы, радость превращается в пластик, и мы спешим на пустынные улицы реального города, чтобы впитать энергию черного неба, в котором неожиданно- прекрасно и страшно мерцает сухая молния, садимся в машину и едем домой- в своей безопасный тюремный рай...

Чернокожий шофер увозит моего мужа с утра на работу, и мы с Анной какое-то время остаемся дома до прихода необъятной домработницы Сары, с которой у малыша прекрасные отношения на равных: женщина очень умело имитирует гиппопотама, а моя девочка ей подыгрывает - хохочет, что есть мочи и в свою очередь изображает лошадку. Так они и переговариваются каждый день минут 15: иа-иа-иа. Потом мы уходим купаться в бассейне, и Анна носится голышом по лужайке, заботливо подстриженной черными садовниками, тоже набивающимися кокетливому ребенку в друзья. Она окончательно запуталась в языках, говорит всем "бай-бай"и машет рукой, даже если мы никуда не уходим. Возвращаясь домой, где аккуратная Сара уже перемыла всю посуду, разобрала все игрушки и даже умудрилась перестирать и разложить по полочкам нашу одежду, мы едим на балконе арбуз. Мой взгляд случайно падает вниз и встречает слегка виноватый взгляд чернокожего юноши в спецодежде с задорными косичками в голове. Он тут же отворачивается и продолжает небрежно мести дорожку. Ему тоже нравится Анна, а она внимательно смотрит на его работу с балкона и бросает исподтишка маленькие кубики. Чувствую себя белой плантатершей, не знающей куда приложить нерастраченные силы. Мир, в котором созданы все условия для отдыха, был бы раем, если бы не железный занавес, милосердно увитый розами, если бы не эта стена, за которой-ад.

Поехали с нашими знакомыми из Бангладеша (маленькой милой семейной парой и шустрой трехлетней Таишей) в продуктовый магазин, расположенный в "безопасном" месте. В спешке скупив нужную и ненужную еду (в ЮАР все магазины, в том числе продуктовые, закрываются в 18.00), мы с Анной вышли полюбоваться летящими в закатном небе белыми самолетами. Пока мы разглядывали месяц со звездами, мой муж, привыкший смотреть по сторонам, заприметил толпящуюся недалеко от магазина кучку черных людей, глазеющих на две превратившиеся в горы железа когда-то спортивные машины. Мальчик, помогавший нам паковать и складывать пакеты, спокойно объяснил, что вчера тут была бандитская перестрелка, одного ранило, остальных забрали в полицейский участок. В общем, дело житейское. Африка... Это мягкий южный ветер, совершенная линия горизонта, диковинные желтые птицы, ароматы цветущих растений со сложными названиями и вечный страх за жизнь, запуганность сознания, привыкшего к ожиданию подвоха, опасности, случайной пули, уродливой смерти...

По дороге к месту, где нам предстояло жить, мы попали в многометровый пестрый кортеж мотоциклистов: у каждого (у кого-выглядывающая из рюкзаков, у кого-привязанная к сиденью) была яркая мягкая игрушка, в основном - медвежата, иногда очень даже зачительных размеров. В чем смысл акции мы, конечно, не знали, но в этих несущихся против горячего ветра взрослых детях, в этих уходящих в синие горы и дальше - в небо зеленящися просторах таилось для меня предвкушение необычного путешествия, исполненного природной легкости и свободы. Увы, предвкушение так и осталось предвкушением, иллюзией беспечной жаркой, дикой неугомонной Африки, которой и нет вовсе...

Африка - если не колючие проволоки, высокие заборы и шикарные коттетжи, то картонные домики в открытом поле. По дороге в парк Львов - местную достопримечательность и гордость - нам попалась пара таких поселений: с дистрофичными детьми, бродящими между огрызками, объедками, грязными тюфяками, дымящими кострами под палящим солнцем, старыми телефизорами и серыми матрасами вместо кроватей. Еще одна форма несвободы. замкнутый круг. Рабство бедноты.

Второй шок - колючая прволока и толстые стены - повсюду. Общественный транспорт отсутсвует в принципе. Люди группируются и живут в коттетжевых поселках, передвигаются исключительно на машинах, избегая смотреть в безжизненные глаза черных людей - попрошаек и аборигенов, предлагющих купить то лук вместе со стрелами, то солнечные очки, то поросячий хвостик. Вся Африка пронизана чувством несвободы, с которым постепенно свыкаешься и уж кажется, что по-друголму и нельзя...

Первый южноафриканский шок - колючая проволока над непроницаемо-толсто-высокой стеной нашей резервации. Машина должна преодолеть пропускной пункт: железную ограду и шлагбаум. Внутри резервации - много одинковых добротно отстроенных домиков, утопающих в синих цветах чеснока и отделенных друг от друга ровно подстриженными полянками, по которым чинно расхаживают какие-то необыкновенные птицы, похожие на пеликанов. Анна сразу освоила одну заветную дорожку - к бассейну и прилегающей к нему песочнице. Выбора, впрочем, особого не было: с утра шофер увозил мужа на работу, и мы томились ожиданием до самого вечера в пределах тюремного рая. За границами резервации подстерегали опасности - грабители, похитители детей, насильники и безумцы, попрошайки и вся пестрая и страшная Африка. Иногда в сумерках мы с Анной стояли на балконе и смотрели куда-то на огни большого криминального города, на синие горы, на бескончное глубокое небо, кажущееся теплым. Очень хотелось ветра, скорости, воздуха...

20 и 30...

В жизни, как в любом хорошем спектакле, необходимы паузы. Эти паузы надо чувствовать и уметь выдерживать, иначе бытие превращается в череду домашних заданий и классных сочинений, сводится к одной-единственной дороге и одной- какой-нибудь навязчивой, скучной и, в общем, неплодотворной мысли... На прошлой неделе я, как выразилась моя бабушка, совершила - таки победу духа на телом: преодолев слабость, тошноту, изнутри колотящий озноб и температуру, сдала самый что ни на есть последний экзамен по шведскому языку, получив самый что ни на есть высший бал. Писала я сочнение о природе: сравнивала описание саванны у Ле Клезио и норвежского леса у Лу (спасибо вам, дорогие мои писатели), разбавляя текст собственными переживаниями от созерцания стокгольмских вод и волжских ледоходов в детстве. Получилось затейливо, поэтично, высокохудожественно... Отчего мне было так плохо именно в этот самый ответственный день- не могу понять. То ли неудачное стечение обстоятельств, в которое не стоит вдаваться, то ли стресс, разбудивший дремавшие вирусы... В любом случае - все позади, у меня есть мой диплом и мое время, которое я не хочу и не могу больше тратить на школьные сочинения. По крайней мере, не сейчас... Посему, следуя внутреннему чувству актера, отыгравшего последнйи акт, я соглашаюсь на залихватски - смелое предложение моего мужа махнуть в Южную Африку, туда, где нет, увы, моря, но есть много диких обезьян... От стокгольмской дождливой размеренности убежим на 25 дней в солнечный хаос Йоханнесбурга. Я буду писать... Обещаю...

Вчера ездили с Анной в Стокгольм, в любимый музей сказок Астрид... Анна облюбовала маленький домик с лесенкой и горкой в виде водосточной трубы и заняла в нем крепкие позиции, попирая розовыми ботинками светлые головы других претендентов на горку... Мы ели тефтели от Карлсона, катались на волшебном поезде, сидели на трехметровой лошади Пеппи и купили зеленый в желтую полоску ее носок. Возвращаясь через Королевский парк, мерцающий своими вечерними огоньками, мы смотрели на катающихся фигуристов - любителей, открывших сезон. И в этот самый момент мне очень захотелось кому-то позвонить. Какой-нибудь близкой мне женщине, у которой тоже есть малыш. Чтобы она пришла к нам в Королевский парк, и мы бы попили с ней горячий шоколад, завернувшись в теплые пледы прямо на улице, а наши малыши с победным видом ели бы свои круассаны. И мы бы говорили о чем-то, что согревает жизнь и делает ее уютной и предсказуемой. У меня в телефоне масса шведских номеров, по которым мне не хочется звонить в такие моменты... Все женщины, родные и далекие, - лишь в моих мыслях, в моих письмах, в моем оставшемся за пределами этого мира сердце...

Впервые слово "удовольствие" по отношению к ремонту я услышала от своей милейшей свекрови: мол, не надо себя загонять в стресс и пытаться уложиться в сроки. Процесс обновления кухни, затянувшийся вот уже на четыре месяца, должен приносить радость! Поэтому, бросив все, как оно есть: красное ведро на столе, холодильник посредине, вскрытый пол и зинящие дырки от розеток, уехали всей семьей в Стокгольм, в музей народных традиций. Мой муж выглядел радостным и умиротверенным. Попивая кофе под сводами музейного кафе, он сказал: "Как хорошо! Как хорошо не думать о кухне... Надо стараться избегать напряжения..." Ох уж, мне эти шведы. По-моему, если у них загорится дом, они-таки найдут время почистить зубы и выпить стакан дисцилированного молока для здоровья и душевного равновесия...

Шведы - не дураки: они -то давненько дошли до этой америки, что никакая работа не стоит слезинки ребенка, поэтому и молодежь здесь живет и учится спокойно, неспешно, в разговорах так или иначе муссируя тему отдыха. "Koppla av"- любимое слово, что означает - расслабиться! Еду в электричке по пути в Стокгольм (как обычно, не теряю ни минуты, в поте лица делаю упражнение по грамматике, радуясь собственному усердию и никому, по сути, не нужному рвению). Рядом со мной и напротив меня садятся три подружки -гимназистки: у всех троих- странные гнезда из налаченных небрежных начесов, ровный слой густого макияжа и грязная (что сейчас в моде) обувь. Они обсуждают грядущий тест по математике, вернее, то, как правильно отдохнуть перед тестом. "Моя мама не понимает, - возмущенно поводит выщипанными бровями девушка с коронками, - мне надо периодически расслабиться! Если знаний слишком много, они начинают давить на мозги! От учебы надо ж получать удовольствие!" Устами школьницы глаголет истина. Думаю тоже о том, чтобы завтра, за день до того, как буду писать важный и сложный государственный экзамен по шведскому, вместо того, чтобы занудно перечитывать все эти тексты и правила, пойду-ка я лучше в какой -нибудь музей, попью там кофе за столиком с видом на морской залив, пошуршу листьями где-нибудь в городском саду, долго буду смотреть на серое небо и голове моей не будет ни одной, ну, ни одной мысли...

Про жизнь...

Анна просыпается в полумраке раннего утра и, нет, не плачет - кричит во весь голос: она недвусмысленно требует, чтобы ее немедленно выпустили из-за решетки кроватки на утренние просторы дома. Как только ножки ее касаются пола, она несется неведомо куда. Прежде всего - к своим игрушкам в детской, своим карандашам, пластилину и книжке с любимой картинкой (красное большое ведро). Анна громко, несколько демонически, смеется: она счастлива, что начался день, полный, наверняка, преинтереснейших приключений, подстерегающих на каждом шагу. Мама надевает Анне полосатые носки - это необыкновенно увлекательно и требует живейшего участия, так же как и шоколадная каша, и булка с толстым слоем масла, как и папины ботиники и мамин вкусный шарф. Приключение - преходить улицу на зеленый свет и слушать, как шуршат желтые клены. Приключение- смотреть, как падает лист или летит самолет, и, конечно, - приключение и удовольствие - качаться на качели, запрокидывая лицо к небу.

По вечерам после купания и кефира Анна бегает из кухни в спальню - и смеется. Иногда падает - и еще пуще смеется и падает снова, чтобы повторить смешное, приятное ощущение падения на мягкий памперс... По дороге она перхватывает печение - и тоже заливисто хохочет да еще и в ладоши хлопает.

Анна любит: засовывать в рот пробку от витамина Д и две виноградины одновременно, снимать и надевать розовые резиновые сапоги, книжку про зайчика, желтую лопатку, а еще -папу за то, что он просто есть...

Я тоже так хочу жить. Или - чувствовать. Каждый день. Каждый миг. Я решила недавно, что буду успевать жить, буду успевать писать письма, плавать и читать то, что требует в данный момент душа. Я устала от своих красных от переутомления и ранних вставаний глаз, от того внутреннего напряжения, засевшего где-то в позвоночнике и распространившегося по всему телу мыслью "надо!" В самый неподходящий для этого момент (прошлую среду) посвятила целое утро спа-массажу, в пятницу же ездила на трамвае в музей и гуляла по паркам Стокгольма в субботу с мужем и дочкой. Целую неделю мне удалось протянуть под лозунгом "жизнь без стрессов"... Мне удалось удержать время. Поймать мгновение жизни. И что удивительно: успевала делать все, что прежде, просто с меньшими душевными затратами. Спрашивается: а не фикция ли - вся эта моя суета? Что это за заботы такие, что за деревьями леса не видно, что воздух не проникает сквозь ветки, что вся жизнь- сплошной бурелом неотложных или якобы считаемых неотложными дел?

Про себя и от себя...

Не знаю, как у вас, наверное, похоже, но в моей судьбе все в итоге оказывается органично связано, переплетено в одну цепь событий; все находит свое логическое завершение и приминение, даже то, что казалось когда-то ненужным, забиравшим время и ушедшим в тень. Скорее всего, это некий закон, который в моем случае срабатывет на все 100: ничто не случается зря, ничто не забывается бесследно, никакое усилие не исчезает в песок. Две последние недели не помнила себя - готовила документы в докторантуру при университете Стокгольма. В ход пошло все: и мой замасляный автореферат, и мои статьи, и вымученные холодными зимними вечерами конспекты, и канадские зарисовки... Именно в момент подготовки, потребовавшей мобилизации всех эмоциональных и умственных сил, поняла суть того, что есть опыт. Я снова начала обретать себя, нащупывать потерявшуюся было нить собственной судьбы, собственного предназначения. Я продолжаю идти вверх по воображаемой лестнице, не позволяя себе спуститься на ступеньку вниз. И каждый новый шаг, новое усилие оказывается открытием своих возможностей и духовных сил. Другая страна предоставляет иные условия для реализации твоей - прежней - личности. И даже поражение не означает отказа от своей натуры - ищущей и алчущей. И даже отсрочка не означает того, что надо менять приоритеты, интересы, сердце или город...

7 октября

Вырвались из повседневности - сходили в театр на пьесу с говорящим названием - "Москва. 7 октября". Мотив убийства российских журналистов, пытающихся рассказать миру "правду" о Путине, преследует меня художественно и документально, в театре и на кухне с первого дня пребывания в Швеции. Ответ на вопрос: "Кто убил Анну Политковскую" не вызывает сомнений. ОН - это лысый человек, чье неприятное лицо с фальшивой улыбочкой на фоне Кремля нависало над зрителями в течение всего этого, навевающего печаль своей дуболинейностью, действа. Британская журналистка, как в итоге выясняется, - жаждущая возмездия дочь убитой Политковской (в пьесе-Нины Красновой) периодически накидывается на главу государства с каверзными репликами, на что получает абсурдные комментарии. "Как вы относитесь к Сталину?" "О, я восхищаюсь этим человеком, спасшим мир от Гитлера и нацистов," - самодовольно распространяется "путин", у которого явно что-то случилось с мозгами. "Как получилось так, что убийство моей матери пришлось на день вашего рождения?" " Это чистая случайность, совпадение фактов", - усмехается обнаглевший экс-президент. На него же, бедолагу, навешивается и смерть невинных детей, отравившихся газом в театре на Дубровке, и страдания безымянных чеченских девочек, загуубленных где-то в Шали, и вся боль, бедность и горе народное... В финале "страшный человек" провозглашает - лицемерно и пафосно: мол, все,что он сделал, имело целью служение России. Эта холодная реплика сопровождается, как и следовало ожидать, жесткими звуками выстрелов. Автор пьесы и режиссер очень уж старались, чтобы до зрителя "дошло" и "проняло". Потому, наверное, и Политковская-Краснова- Katarina Ewerlöf - гипертрофированная фанатичка, немного истеричка. Именно она - надежда и опора всей земли русской, пенсионеров и детей; именно без нее ничего в России не происходит и не меняется. Она, стремящаяся спасти весь мир, - плохая мать двух заброшенных и запуганных детей и безнадежная жена вечно пьяного, на протяжении всего спекталя раскачивающегося из стороны в стороны супруга, бывшего при Ельцине (царство ему небесное) кем-то и ставшего ничем под воздействием системы и стресса, в котором пребывает все семейство. Хочется крикнуть из зала этой полубезумной, как ее не раз называют, вхъерошенной женщине, кидающейся на амбразуру, преследуемой агентами КГБ, безнадежно стучащейся в закрытые двери Кремя и в конце концов насилуемой самим Басаевым - "Остановись! Зачем ты все это творишь?! Кому это нужно?! Какую правду ты хочешь рассказать???!" Хочется сказать ей или - некоему Hanne Vibeke Holsts, написавшему ЭТО. К чему создавать образ тоталитарной России в свободные (или как?) 2000-е? К чему запугивать простую честную, далекую от российской действительности, шведскую публику, в которой было на редкость много подростков и молодежи, тенью современного Сталина? Или - это и считается истиной в последней инстанции, той, что надо донести до зрителя, который , в свою очередь, самодовольно попивая антрактные коньячок или кофе с пирожным, мурлычет что-то вроде: "Очень неплохо...", забывая в то же мгновение суть, но сохраняя в душе сухой остаток: страны- ада, президента-монстра, народа-быдла...

нет, не принцесса-ко-ро-лева!!!

Любовь...

И все же не отпускает ощущение, что брак этих двух элегантных людей - дружеское партнерство, бесконечный компромисс, заполнение вакуума...

Когда один из друзей именинника Томми (шахматист и по совместительству банкир) в своей речи, обращенной к любимому другу, процитировал некоего китайского мудреца, который сказал, что 40 лет - не возраст для больших перемен, почти вся почтенная публика весело засмеялась. А кто-то и просто заливисто захохотал. В сводчатом зале старинного замка собрались молодожены и новиспеченые родители кому далеко-далеко за 30. Так что- за лучшее десятилетие, друзья! Чин-чин!!!

В том, чтобы сыграть свадьбу на 150 человек в помещении бывшим конюшнями или отметить 40-летие в Рыцарском замке, что на Рыцарской площади Старого города, нет ни малейшего намека на показуху или желание блеснуть и продемонстрировать достаток. Жить элегантно, отдыхать роскошно и немного пафосно праздновать торжества - это стиль жизни Томми и Каролин. В силу заработанного богатства и унаследованных благородных кровей они имеют полное право себе это позволить. Весь вечер, бродя с бокалом шампанского по сводчатым залам и камерным закуткам мрачного замка, я сетовала то одному, то другому подвернувшемуся под руку шведскому гостю на трудности иммигрантской доли и становления. Реакция была у всех примерно одна - спокойная и слегка недоуменная: "Посмотри на нас! У тебя впереди целое прекрасное десятилетие...!"

Язык и культура-нечто, что живет у каждого человека в крови, что наследуется на клеточном уровне, нечто, что исходит из самого нутра... Я не могу говорить со своим ребенком ни на каком другом языке, кроме русского. Мой шведский, обращенный к Анне, звучит фальшиво. Это-как замороженный цыпленок- невкусный на вид, ледяной на ощупь. Я не чувствую шведский на телесном уровне, как русский, я лишь искусствено его произвожу, как я не ощущаю сопричастности католическому Рождеству, и как у меня не возникает никакого желания танцевать вокруг ритуального столба в шведский национальный праздник середины лета. Я, конечно, танцую, вовлекая изумленную Анну, но ментально остаюсь наблюдателем. Есть горячий суп на обед здесь так же непривычно, как для меня смешивать брусничное варение с тефтелями, что является традиционным блюдом Щвеции и частью бренда Икеи. Я не встречаю традиции в штыки, смиренно читаю книги исключительно на шведском и о Швеции, но я никогда не смогу изменить группу крови и вставить новую программу в единственное имеющееся у меня сердце...

Я захожу в Google и набираю два заветных слова- "свободные вакансии". Услужливый Интернет выдает мне более 1000 сайтов, предлагающих работу в Стокгольме и его пригородах. Центральная библиотека ищет "коммуникатора", назовем его "специалистом по связям с общественностью". Необходимо свободное владение письменными и устными формулировками, а также искусством делать компьютерные презентации и быстро составлять текст любого жанра; ценится способность легко общаться и опыт организации всяческих пресс-конференций и круглых столов. В общем, требуется нехитрый набор умений, которыми, уверена, обладает любой современный выпускник гуманитарного ВУЗа. Но вот я, всю жизнь занимающаяся чем-то очень умным, абстрактным и сугубо невертуальным, могу ли я сделать эту самую компьютерную презентацию, организовать эту самую пресс-конференцию, сделать более 30 звонков в день на шведском и английском языках? А как насчет граммотного написания важного документа??? Я констатирую печальный факт своей абсолютной неконкурентноспособности. И если не рассчитывать на небесное провидение и немыслимое в логичном западном обществе везение, делаю вывод, что приходится мне возвращаться на круги своя и продолжать-учиться, учиться, учиться... Хорошее подспорье для переживания кризиса 30-летнего возраста, если такой есть в природе... С другой стороны, чувствую в себе рождение новой личности, не боящейся смотреть жизни в глаза, не теряющей надежды свалить эту гору, осилить этот необходимый базис, чтобы подняться- прежде всего, над самой собой...

Русские в Швеции-3

Все русские женщины в моем классе, включая меня, перекусывают на переменах йогуртом, а с кофе едят исключительно бананы в отличие от иранок, которые, как правило, берут с собой из дома целый сытных обед, а к чаю покупают булочку. Так мы, чаще всего, и сидим за одним столом: по одну сторону - пекущиеся о фигуре славянки, по другую- думающие о телесном комфорте иранки, турчанки и арабки. Шведский постепенно замещается различными наречиями, и народ естественным образом делится на два лагеря - по языковому признаку. Русские возмущаются, жалуются и критикуют все, что происходит на школьных занятиях. Все сходятся на умной мысли, что нам чего-то не додают. Вот в Университете, "говорят", надо пересказывать по 50 страниц текста каждый день, не то что здесь-одна халява! Я про себя думаю, что едва успеваю с программой курса, пытаясь аккуратно проработать все, что задают, трачу долгие часы на сочинения и рефераты. Но учащимся учительницам кажется, что где-то должно быть точно лучше, что они никак не могут заговорить по-шведски из-за нерасторопности преподов. Потом приходит час обсудить работу, которой ни у кого пока нет, и краски сгущаются настолько, что лучше доесть свой йогурт по дороге в аудиторию. Начинаю задумываться, а не брать ли мне с собой обед из дома и не перейти ли на китайский во время кофе-пауз?

Русские в Швеции-2

В рассылке русского сообщества "Рюрик", которую я получаю ежедневно, если не ежечасно, вдруг всплыло интересное приглашение "всем желающим почитать и послушать стихи" на вечере русской поэзии. Местом встречи значилась некая художественная галерея, что в Васастане - жилом, но очень живописном, немного помпезном в своей архтектурной выдержанности районе Стокгольма. Время встречи- 18.30. Какой поэт не откликнется на зов поэзии? Оставив сопливого ребенка на попечение мужа, который сразу же отправился с ней за строительными материалами, я двинулась в путь. Крошечное помещение галереи затерялось между двумя тяжелыми подъездами. Входя туда в 18.20, я искренне верила, что послешаю минут 40 поэзию, посмотрю на своих людей, и поеду домой купать ребенка. В галерее величиной с наши две кладовки проходила выставка шведского художника-мариниста, который меня и поприветствовал-по-шведски, тут же предложив рассказать о своих картинах. Из 30 стульев, заботливо приготовленных для предполагаемых слушателей, занято было два: в углу примостилась пара пенсионеров, обсуждающих на русском судьбу какого-то еврея, не прижившегося в Израиле. В одном из дедов я интуитивно признала организатора "проекта"- Михаила, оставляющего периодически на портале русского сообщества едкие сообщения. Ни поэзией, ни поэтами не пахло. Я аккуратно поинтересовалась, будет ли что? "Надеюсь, авось подойдут к 19", - безнадежно бросил Михаил, совершенно не вникая в смысл моей персоны. И, правда, к 19 подошли несколько странных русских человек: юноша с "Нефритовыми четками" под мышкой, молодой мужчина в вязаном свитере, очень нарядно одетая девушка, не забывшая ни про сетчатые члки, ни про высокие сапоги, ни про корсет, ни про короткую леопардовую юбку... Прибежала, запыхавшись, славянского типа миловидная женщина с дочкой, вынула из сумочки мятый листочек со стихом, который собиралась прочитать. Зашел словно случайно пожилой швед с гитарой - как оказалось, сознательно... В 19.15, когда я планировала уйти, все началось. Без объявления и бъяснений, поскольку оргнанизатор Михаил сидел, не снимая куртки, в последнем ряду, поближе к пирогу, неизвесно откуда взявшемуся... Первым выступил швед с гитарой, как я поняла, безработный актер. Он очень артистично спел песенку 40-х годов, лукаво прищуриваясь на словах девушка" и "лодка". После этого вышел "на сцену" 70-летний удожник -маринист и начал вдохновенно рассказывать на смутном шведском о своем трудном детстве, об аллергии на молоко, о тяге к виски и морским видам. В 19.40, когда ему неожиданно поступил вопрос из зала и он закатил новый виток призаний любви к морю, я повернулась к Михаилу и снова спросила: "А когда все начнется?" "Когда-нибудь",- пожал плечами организатор, от которого, видимо, ничего не зависело... Я встала, поблагодарила художника за интересный рассказ и пошла в сторону метро мимо маленьких открытых кафе, в котрых мерцали свечки в разноцветных подсвечниках, и сидели, закутавшись в плед, любители вечернего кофе. И было в моей душе пусто-пусто. И в голове - ни одной мысли. И уже подбиралась эта непреходящая усталость и желание одного-закрыть глаза и уснуть...

Русские в Швеции - 1

Рыжая художница Ирина заговорила со мной человеческим голосом - на русском языке с примесью белорусских крепких устойчивых выражений. Мы случайно оказались с ней рядом на занятии одной экстравагантной косой дамы, работающей с нами над произношением. Между машинальным повторением немелодичных фраз Ирина умудрилась ввернуть, что Швеция - далеко не предел ее творческих мечтаний, что она не признает географических рамок, равно как и ее муж- 70-летний профессор какой-то замысловатой науки. "В моей жизни была Германия, будет Франция, поэтому я сознательно не желаю вкладывать силы в этот шведский язык", -томно рассуждает она. Некое арт-агентство помогло ей устроить выставку в пригороде Стокгольма; Ирина не жалуется-публика приходит, нахваливает и даже "покупает". Я спросила, отчего она не хочет стать членом русского сообщества "Рюрик" - было бы больше зрителей, которых легко привлечь через рассылку. "Ты что, не знаешь русских? - удивилась художница. - Они же все стремятся все получить на халяву! Как в советской школе: умеешь рисовать-накатай плакат. А что взамен? Надо ведь что-то взамен..." Ее миловидное беличье лицо слегка искажается от справедливого гнева на корыстных соотечественников: глаза становятся круглыми-круглыми, оранжевые шарики сережек возмущенно раскачиваются из стороны в сторону. Мне вдруг становится тяжело дышать с этой шустрой женщиной. Знакомое неуютное чувство усталости, гнетущее меня рядом с цепкими, неглупыми, знающими себе цену и эту цену демонстрирующими. Где проходит ее персональная выставка - я так и не узнала-отсела после перерыва к простодушной македонке Бильяне, мечтающей путешествовать по Италии, когда накопит денег. Я иногда ловлю на себе беспокойный взгляд Ирины, взгляд оценщика, сомневающегося в стоимости продукта...

Хочу!

1. Пойти в городскую библиотеку, что на севере Стокгольма, и почитать Набокова по-русски.

2. Писать без спешки хорошие письма от руки.

3. Думать о будущем без страха.

4. Плавать два раза в неделю и не торопиться на автобус.

5. Спать по ночам и не готовить кашу в 3 часа ночи.

Неужели так мало? Неужели столь убоги мои желания? Или все остальное есть? Или все остальное я успеваю???

Из дел скучных, житейских...

1. Отделение кроликов детского сада через дорогу распахнуло перед Анной свои двери. Воспитатели ее очень хвалят: спокойный ребенок, весь день занятый делом- напряженной вдумчивой игрой. Сидит, рисует, каши не просит. Возвращаясь домой, ангел преващается в демона обжорства и капризов. Ночами схъдает по две тарелки манной каши, много какает и снова просит есть. Хитрое инопланетное существо отлично знает, от кого что требовать и каким тоном. В отделении кроликов Анна - самый младший кролик. В первый же день ее высмотрела 3-летняя Ребекка, которая благополучно взяла над ней шефство: теперь девочка помогает малышу мыть руки и есть рыбный суп. Наш пострел везде поспел и нигде не пропал...

2. Дома- глобальный ремонт кухни. Анна ходит, заложив руки за спину, заглядывает в огромные коробки, расставленные по всему дому, и ворует сахар. Муж, зашпаклевав одну стену, поехал с коллегами на морскую прогулку, а сегодня- отправился раздавать политические листовки в торговый центр. Ремонт, скорее всего, затянется до Рождества, и шведскую неторопливость в распределении времени и сил, нужно, скрипя зубами, лишь принять как факт.

3. Я получила так называемый "перманент". Теперь меня никогда и никто не сможет депортировать из королевства Швеции. Я также могу, обладая всеми правами, жить в любой европейской стране без временных ограничений. Но отчего-то радости эта новость не прибавляет. Мне за эту бумажку бороться не пришлось - она пришла автоматически на основании семейного положения. И все же... Я - свободный гражданин Европы. Мир открыт. Но что делать мне один на один с этим миром? Как использовать данную мне свободу???

Про страх и легкость...

Рыжая 39-летняя Ирина- творческая личность из Минска - не хочет говорить мне русское "привет". Именно мне она всегда надменно кивает - "Хей!" Я отвечаю по-русски и прохожу мимо. Ирина излучает некую агрессивную энергию, направленную на то, чтобы "пробиться", что-то тут купить или стребовать. В этой стране люди с подобным настроем без поддержки далеко не уходят: здесь желательно действовать мягко и крадучись, ходить на цыпочках, с толком выбирать язык общения и знать меру. Я сижу в столовой и ем салат из холодных макарон-типично шведский, непостижимый перекус. Слышу, что за спиной по-русски идет обсуждение судьбы некой армянки, жены некоего дипломата, работавшей аж в американском посольстве в США. "Она тут ничего не нашла!"- ужасается красавица Инна, в прошлом - преподаватель английского в Питере. Она делится своей паникой с Ириной: скоро заканчивается срок ее учебы и она не предстваляет- куда плыть дальше. Ее ревнивый эстонский муж говорит "давай!", а что -"давать"? Ирина кивает рыжими кудрями, мол, все бесполезно, сколько не бейся, везде нужны деньги и связи. Круг желающих принять участие в дискуссии расширяется- подключается шведская речь с той же темой жизненного провала. Этот иммигрантский страх людей, которые чего-то стоили... Я не желаю поддаваться ему, допиваю свой кофе и ухожу, помахивая сумочкой, в которой лежит толстый словарь в 400.000 слов. Никто не догадывается, что сумка тяжелая. Я иду легко и беспечно, будущее- светло и прекрасно...

Про нелюбовь...

Я сижу в унылом коридоре и делаю перевод новеллы Стринберга, запивая ее гадким кофе. Ко мне подсаживается Окешрита - 40-летняя учительница физкультуры из Литвы, удивительным образом сочетающая женственность (короткие юбки, глубокие вырезы, задорные косички) мужественность ( поступь в развалочку, прямоуголные черты лица, придающие ей сходство с грустной козой). Она говорит на нескладном шведском, явно применяя славянские конструкции, о том, что курсы, на которые мы тратим время ежедневно, не играют никакой роли, кроме итоговой бумажки. "А язык приходит...", - утверждает фаталистически женщина. Я спрашиваю, на каком языке говорит Окешрита в семье. Она бесхитростно признается, что ее муж швед, но с ним они видятся лишь по вечерам, а когда видятся, почти не общаются. "Не представляю, о чем с ним говорить..." Ей- одинокой матери двоих сыновей, уставшей от тяжелой школьной работы, нужно было жилье; ему-семейный партнер. "Я ждала своего принца 10 лет, но мне не повезло..." В ее интонации нет ни тени печали, а лишь спокойная констатация факта своего невезения да незатейливая мудрость жизни. "Как только я встану на ноги, я его брошу", - делает Окешрита решительное заключение, потрясающее своей прагматичной простотой и правдой. "Он не отец детям. Кто он мне?"- добавляет она, подумав. Потом прощается со мной и уходит, немного сутулясь...

Стокгольм и я.

В этих не смеющих опоздать поездах, в этих чистых улицах и ухоженных скверах, в этом прохладном воздухе и ненавязчиво-неспешном ритме, пусть это будет 8 утра или 5 вечера, затаилась опасность - раствориться, стать невидимой, потерять нить собственной судьбы. Подводные камни таятся в самой природе города, название которого- словно уносящиеся в стальное небо шпили ратушей. Стокгольм... Безупречный в своей неброской красоте , двусмысленный в своей высокомерной столичности. По утрам тут идет теплый дождь, который успокаивает и вселяет надежду. Блуждание по бесконечно переплетающимся улицам, сидение в ароматных кафе на островках уютных площадей зачаровывает и вопрос: "А где мое место в этом городе?" на какое-то время уходит на задний план подсознания. Но не исчезает, оставаясь открытым. Чем я способна заинтересовать город, где жизнь течет так хорошо и ладно - без меня? Что я, собственно, могу? Составлять слова в предложения? Парадоксально мыслить и набирать эту абстракцию в Word? В чем сильная моя сторона? Язык... Но вот, гуляя с Анной, я не могу ей перечислить все названия цветов и птиц на русском, родном, не говоря уж о других языках, великих и могучих как глыба. Где найти время, чтобы читать? Чтобы искать? Совершенный город тихо, но неотступно нагружает вопросами и вселяет сомнения в собственном совершенстве...

Август 2010...

Жизнь разлучила меня с ребенком. Я уезжаю из дома ранним утром, настолько ранним, что она, мой жаворонок, еще спит, раскинувшись... Я сажусь в электричку на Стокгольм и по дорое, глядя на плывущие в тумане леса и здания предприятий, силюсь вспомнить: кто я? зачем еду? почему я здесь? Я выхожу на остановке "Старый город", поднимаюсь по самой покатой улице южного холма и - мимо уютных бутиков и кафе, где подают чай в больших глиняных чашках, иду в свою гимназию. Школа эта- абсолютно инородное тело в этих краях. Самый стильный, архитектурно продуманный, немного снобистский Южных холм и - унылое, без тени изысканности и дизайнерской выдумки, серое снаружи и внутри - здание, где звучит, не переставая, ужасающая своей неправильностью шведская речь грубого помола. Я органично чувствую себя на улицах города, легко примеряю обувь и пью кофе, играя в Швецию, но органично же чувствую себя в среде Мехри, Адрин, Бильяны, Абдулы и затесавшегося парижанина Шарля- всех, кто говорит по-шведски как Бог на душу положит, всех, кто не знает, что их ждет и, по сути, зачем они здесь... Я вообще органичная личность, как оказалось... Только вот мое сердце... К тому времени, пока я доезжаю к месту учебы, она успевает проснуться, съесть кашу, самостоятельно надеть туфли и шапочку, после чего, торжественно отвезенная папой в детский сад, начинает жить своей малышатской жизью, вспоминая обо мне лишь к вечеру, когда пора пора купаться и снова ложиться спать...

Огни родного города...

А жить все равно-хорошо!!!

Самая прекрасная женщина на земле...

До и после...

В дороге...

Но все же-в чем это очарование? На второй неделе пребывания на Родине, изнуренный жарой, парализовавшей передвижение, муж перестал бриться и носить носки. Прогулки сдвинулись ближе к позднему вечеру, и Анна окончательно выбилась из так называемого режима. Она важно расхаживала в первом часу ночи с тряпичной куклой от балкона до дивана, прислушиваясь к скрежету катков, укладывающих асфальт. "Что день грядущий нам готовит?" - беспечно задавались мы вопросом, ложась на рассвете спать. Опустошая очередную банку холодного пива, мы забывали о времени. Ночная жизнь начинала пульсировать в каждом переулке города, возрождающегося к вечеру. "Я выживаю -ежедневно" , - говорил мой муж. Все его силы уходили на борьбу с мелочами, в которых растворялось знойное завтра. Оно исчезало в свете витрин и фонарей, в неработающем периодически бачке, отключенной горячей воде и комарином писке. Отпавшая необходимость вставать по часам давала чувство бесконечной свободы, отвечающей атмосфере всеобщей африканской расслабленности и расхлябанности при внешней деловитости. Пьяный и пьянящий, июльский, любимый- мой город. Я хочу в тебя обратно, несмотря ни на что, в твою не обязывающую к дисциплине стихию, в твои солнечные скверы с горячими скамейками, в твой парящий беспорядок. Я скучаю по тебе в моей скандинавской облачности, в моем размеренном бытии, где даже автобусы ходят по расписанию, где работают лифты и есть, кому жаловаться на погоду...

Моего мужа удивило:

• почему при въезде на территорию гостиницы при Екатерининском дворце стоит "кирпич", но ехать все равно можно, и это-единственный путь;
• почему именно в час обеда на открытой веранде в центре Ярославля приходят рабочие и начинают пилить асфальт пронзительной пилой;
• почему так много оводов и комаров;
• почему не улыбаются продавщицы;
• почему в центре Билайн при оформлении Интернета надо предъявлять регистрацию и вообще зачем- регистрироваться;
• почему так много красивых машин на таких раздолбанных дорогах;
• почему нигде нет детских стульев, куда можно было бы посадить Анну;
• кому жаловаться;
• кто виноват;
• почему пиво теплое.....

Задав, однако, все эти вопросы, на которые так и не получил ответа, муж решил в следующий раз "планировать поездку по-другому" и ехать на джипе, что значительно облегчит проходимость. Вывод: чем больше трудностей, тем притягательнее Россия, в которой есть все же неповторимое очарование...

И даже когда мы глубоко за полночь плутали по окружной дороге в поисках хитрого поворота на Пушкин, и когда я из последних сил укачивала одуревшую от усталости и жары Анну, параллельно переводя мужу названия бесконечно перетекающих друг в друга шоссе, и даже когда, выскочив из машины часа в пол третьего ночи, спросила у проходящих молодых людей, что за город, в которой мы приехали из Питера, на что получила ответ: "Это девушка, город Ленинград", даже тогда я все равно была счастлива - остро, осознанно и немного необоснованно. Но это ощущение кружения по дорогам, с этими впитанными с детства названиями питерских предместий, с этим темным июньским небом и особым полынным запахом в воздухе - было пьянящим и болезненно-прекрасным...

Жить- хорошо!!!